Было без малого восемь часов утра, когда титулярный советник Яков
Петрович Голядкин очнулся после долгого сна, зевнул, потянулся и открыл
наконец совершенно глаза свои. Минуты с две, впрочем, лежал он
неподвижно на своей постели, как человек не вполне еще уверенный,
проснулся ли он или всё еще спит, наяву ли и в действительности ли всё,
что около него теперь совершается, или -- продолжение его беспорядочных
сонных грез. Вскоре, однако ж, чувства господина Голядкина стали яснее
и отчетливее принимать свои привычные, обыденные впечатления.